Егор Максимович Нуйкин. Простой паренёк из Пензенской глубинки… (Один из многих, или Разведка боем и Фотографии «на память»…)

Сколько бы ни прошло лет, какую бы годовщину Великой Победы мы ни отмечали, память о той войне не даёт покоя. Это и хорошо – она заставляет анализировать прошлое. В итоге всплывают какие-то новые, до того неизвестные факты из жизни, судеб, боёв фронтовиков, участников той страшной кровопролитной войны. Нашей семье казалось, что о нашем отце, Егоре Максимовиче Нуйкине, уроженце села Новое Дёмкино Малосердобинского района, нам всё известно. 

Е. М. Нуйкин

В 1943 году, в 17 лет, он «пересел» с трактора на танк, участвовал во многих сражениях Великой Отечественной. Он штурмовал Кёнигсберг и Берлин, освобождал Варшаву и 10 мая 1945 года расписался на Рейхстаге.

Все сведения, которые мы могли собрать о его боевом пути, мы собрали. Всё, что могли узнать – узнали. Но…

Но с появлением военных сайтов, на которых открываются архивные документы, можно «вычитать»  много нового.

Так, зная о многих наградах отца, таких, как орден «Красной Звезды»,  две медали «За отвагу»,  а также медали:  «За взятие Кёнигсберга», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За Победу над Германией», на сайте «Подвиг народа» мы «открыли» для себя ранее неизвестное…

Всего три наградных листа: орден «Красной Звезды», две медали «За отвагу», а подробностей (как, где воевал, за что получил эти три награды) – «гора». 

А нам ведь уже было известно многое  о «военном» отце, то, что он на войне был не из пугливых и всегда делал всё возможное и невозможное для выполнения поставленной боевой задачи.

Мы знали об одном эпизоде, который когда-то давно отец вспоминал и обсуждал с приехавшим навестить его фронтовым другом и который навсегда врезался в память нашему старшему брату Владимиру. Позже тот написал пронзительное стихотворение об этом эпизоде – «Разведка боем».

Чтобы узнать расположение огневых точек врага перед наступлением, готовившимся на их участке фронта, наше командование решило провести разведку боем. На такие  операции обычно посылали только добровольцев – шансы вернуться живым практически приближались к нулю. Отец знал это, но всё равно вызвался пойти на риск.

Навстречу врагу выдвинулись три танка, в каждом – по четыре человека экипажа. Свою боевую задачу советские танкисты выполнили: они заставили тщательно замаскированные огневые точки врага раскрыть себя. Но далось это высокой ценой – все машины были подбиты. Из 12 бойцов уцелели только двое – отец и командир танка, которого тяжело ранило.

«Пока немцы подбирались к танку, я успел  оттащить его в кусты оказавшейся рядом лощины, и там мы пересидели до ночи, – вспоминал отец. – Фашисты не могли даже предположить, что танкисты, которых они искали везде вокруг, отсиживаются буквально «под носом» у них.  А ночью я потащил командира к переднему краю. Сначала – по полю, а затем – мимо немецких окопов и траншей. Уже преодолев поле, увидел табличку на немецком языке: «Achtung! Minen» – «Внимание! Мины!».  Только каким-то чудом мы не подорвались на этих минах. А когда полз мимо немецких окопов, отчетливо слышал голоса вражеских солдат.

На колючей проволоке с немецкой стороны были навешаны пустые консервные банки. Чуть дотронешься до проволоки – они гремят. Всё же мне удалось найти место, где сумел переползти на нейтральную полосу и затащить туда раненого. Но ползти сразу к своим нельзя – примут за врага и откроют огонь. Нашел воронку от снаряда, в которой мы укрылись, и начал негромко окликать своих, чтобы предупредить их, что мы поползём к ним. Но немцы услышали, как мы разговаривали и открыли шквальный огонь из пулемётов, а затем в дело пошли огнемёты. Укрываясь в воронке, я увидел, как трава по краю ее сразу стала черной – сгорела. И лишь тогда, когда они угомонились, к нам подползли наши саперы, которые и помогли выбраться с нейтральной полосы к своим».

Кстати, после войны этот командир нашёл отца и приезжал к нему погостить. Конечно, для обоих это была незабываемая встреча.

Из воспоминаний Владимира:

«Когда-то давно, в начале 60-х годов прошлого века, когда я был еще учащимся младших классов, приехал вдруг к нам один человек. Как он и отец кинулись друг к другу! А потом сидели вдвоем за накрытым столом, пили водку, почти не закусывая, и, перебивая друг друга, вспоминали этот бой, ладонями рисуя на столе линию фронта, расположение огневых точек противника и схему движения танков. Нужно было это видеть…»

Зная это и читая выдержки из наградных листов: «своим энергичным действием обеспечивал быстрое заряжание орудия и стрельбой из своего пулемёта дал возможность продвижению тралов на минных полях», «несмотря на сильный огонь противника, вылезал из машины и переносил боеприпасы к дозаправляющим танкам», «быстро и умело заряжая своё орудие, способствовал командиру по уничтожению огневых точек и живой силы противника», это документальное подтверждение, – начинаешь осмысливать, понимать и воспринимать происшедшее совсем по-другому, по-иному, по-новому. Вот оно, наверное, и есть – это «надо прочувствовать»…  

Наградные листы рассказали нам и о «роли» отца в танке. Он был командиром башни танка знаменитой «тридцатьчетверки», отвечал за все боевые действия танка. Трудно и страшно представить! Мой отец прошел на танке от Кёнигсберга до Берлина! Мой отец, которому ко Дню Победы, не исполнилось даже двадцати лет! Он  был не просто на войне, он всегда находился на передовой. И во время боёв действовал смело и решительно,  несмотря  на огонь врага…

Также в «Наградных листах» указано не только то, что он служил в 92 ИТП (инженерно-танковом полку), но и места боёв  – Грабув Пилица, Кюстрин, бои от Кюстринского плацдарма до пригорода Берлина.

В нашем семейном архиве имеется несколько отлично сохранившихся снимков, на которых запечатлены кадры 75-летней давности, фотографии на память. Но самым памятным и главным является снимок, который был сделан 10 мая 1945 года (второй день Победы) в непосредственной близости от поверженного Рейхстага. 

                                              10 мая 1945 года недалеко от Рейхстага. Германия

Отец в тот же день, 10 мая 1945 года, расписался на стене Рейхстага. На обороте фотографии (на фото он внизу крайний справа) – памятная подпись родителям и дата.

Хорошее правило отца – подпись родителям и дата почти на всех фотографиях – совсем недавно, при открытии сайта, ввело нас в «шок», в хорошем смысле этого слова. Благодаря сайту и правилу отца, мы «обнаружили» среди фотографий отца и фотографию с его надписью  после Кюстрина: «На долгую память от сына после Кюстрина». А всем известно, что такое Кюстринский штурм, если Кюстрин называли «ключом», «воротами» к Берлину. На фотографии – весь их экипаж (4 человека), возле своего танка, на котором  с трудом, но можно даже разобрать номер танка. Предположительно, номер – 21. Но, возможно, после единицы была написана еще какая-то цифра. Среди друзей, сразу видно, отец – самый молодой, даже шапка солдатская  – набекрень, но с медалью – только один он.

                                              Начало 1945 года.  Отдых после Кюстринского боя

Как дались отцу Кюстрин, Кюстринский плацдарм, Берлин и другие города, за которые он награждён (Кенигсберг, Варшава, Прага), – одному ему и Богу известно. Не случайно же, даже спустя много лет после войны, он вскакивал ночами с постели и потом не мог уснуть до утра. Свидетелем одной такой ночи стал сын Владимир:

«Однажды, когда ещё учился в начальной школе, я проснулся ночью от того, что отец  во сне изо всех сил колотил кулаками в стену, громко кричал что-то наподобие: «Откройте люк!» и яростно ругался при этом. Я попытался разбудить его, попал под замах отцовской руки и отлетел далеко от кровати. Тем не менее, мне затем всё же удалось пробудить его. «Что тебе снилось?» – спросил я, и отец пояснил, что приснилась одна из пережитых им атак, когда его танк  подбили, а люк заклинило. «Понимаешь, наши танки шли по своей полёгшей пехоте». Я, конечно, впечатлился его рассказом, но потом всё же уснул. А когда проснулся утром, увидел, что отец сидит на кровати, курит свой любимый «Беломор», а перед ним стоит табуретка. На табуретке – тарелка, в которой громоздится горка окурков – он так больше и не  уснул в ту ночь.

Не один десяток лет эта картина и его рассказ жили во мне, пока однажды  не прорвались стихотворением «Сон ветерана».

А отец не просто дошёл до Берлина. Он участвовал во взятии фашистского логова и оставил свою подпись  на Рейхстаге. И после Победы продолжалась его служба – до 1949 года (сохранены фотографии этих лет).  Солдаты Советской Армии обеспечивали мирную обстановку, помогали  восстанавливать разрушенные города.

                                                                                1945 год. Германия

                                                                                  1945 год. Германия

                                                                                  1945 год. Германия

                                                                                  1946 год. Германия

                                                                               1946 год. Германия

                                                                                 1946 год. Германия

                                                                                 1946 год. Германия

                                                                                 1946 год 30 августа. Германия

                                                                                  1946 год. Германия

                                                                                  1946 год. Германия

                                                                                  1946 год. Германия

                                                                         1949 год. Германия

Сразу после Германии он был направлен на Кавказ для учёбы на курсах младших офицеров (также есть фотографии с подписью – на память родителям, г. Сухуми, 50 год). 

1950. г. Сухуми. Военное училище

      

 После окончания военного училища женился на девушке из соседнего с Новым Дёмкино села – Нине Фроловой, нашей маме. Служил в Хабаровском крае, Забайкалье. В конце 50-х годов, уволившись, вернулся на малую родину. Освоив мирную профессию строителя, работал в совхозе «Новый» Кондольского района плотником, десятником, прорабом, заботился о семье. 
В 1981 году его не стало, но мы, дети (3 сына и дочь), а также внуки – помним о нём, весь собранный «материал» рода, «до единой крупицы», бережно хранится и передаётся внукам и правнукам…

-------

Очень жаль, конечно, что на этом сайте «Подвиг народа», далеко не все награды описаны, открыты. У многих сохранились некоторые документы, удостоверяющие награды – а в архиве их нет. В нашей семье награды, к сожалению, не сохранились. Уцелели лишь два документа, два свидетельства награждений  – удостоверение на медаль «За участие в героическом штурме и взятии Берлина» и орденская книжка на орден «Красной Звезды». Мы дорожим ими.

И еще…

Узнав из документов сайта «Подвиг народа», что отец служил в 92 ИТП, на сайте «танкфронт.ру» мы нашли, что 92 ИТП Белорусского фронта был сформирован 06.05.1944 года на базе 431 ОТБ и переведён в штат инженерно-танкового полка. На сайте «Боевой  путь 92 ИТП» мы прослеживаем весь путь его боевой славы. Сейчас открыты многие карты военных действий, поэтому можно составить маршрут боевого пути фронтовика.

Так, в память об отце, который прошёл путь от Кёнигсберга  до Берлина, не раз глядел в глаза смерти, наша семья решила составить маршрут боевого пути нашего отца – Нуйкина Егора Максимовича, простого солдата-воина, одного из многих тысяч советских солдат,  не выделяющихся, но выстоявших в жестокой битве с фашизмом и внёсших свой личный значимый вклад в Победу над фашистской Германией.  

  

СТИХИ ОБ ОТЦЕ

Памяти моего отца, Егора Максимовича НУЙКИНА, в 1943 году в 17 лет пересевшего с трактора на танк, участника многих сражений Великой Отечественной, штурмовавшего Берлин и расписавшегося на Рейхстаге, ПОСВЯЩАЕТСЯ…

РАЗВЕДКА БОЕМ

Разведка боем – не обычный бой,
Не надо носом лезть на вражьи пушки.
И почему не поиграть с судьбой,
Хотя на фронте что с ней за игрушки?

Притихла рота, замерла в строю.
«Кто добровольцы? Шаг вперед!» Ну, что же,
Я на судьбу не сетую свою,
А вот шагнуть… не каждый это сможет.

А, мать их так! Раз, два! И строй шагнул.
И я тот шаг осилить смог со всеми.
Наш ротный одобрительно кивнул,
И повело отсчет обратный время.

Три экипажа, средним будет наш,
Он отобрал для этого заданья.
И прочертил на карте карандаш
Маршрут движенья к смерти на свиданье.

Все просто: мы должны одним броском
Прорваться за немецкие траншеи
И по тылам фашистским прямиком
Идти вперед, куда дойти сумеем.

Раз надо, значит, будем так идти.
В глаза костлявой мы в упор посмотрим.
Но нет у нас обратного пути –
Маршрут назад никем не предусмотрен.

Боезапас, заправка, по сто грамм,
Домой три строчки – мол, живой, не ранен.
И вот уже звучит команда нам:
«За Родину! Вперед! Давай, славяне!».     

И мы пошли, как в омут головой,
Наматывая жизни их на траки.
Лязг гусениц, огонь, снарядов вой
И солнце на восходе в чадном мраке.

Рывок, бросок, траншеи – позади,
Носами к пушкам разворот и – прямо.
Вперед, родной! Давай! Не подведи,
И снова цель находит панорама.

Сто метров… триста… вот уже пятьсот.
Земля вокруг вскипает от разрывов.
Их батареи лупят с двух высот,
Но нашего им не унять порыва.

И – вот оно! Передний танк – в дыму,
В огне. Но он идет вперед, не сдастся.
И выбраться наружу никому
Под перекрест прицелов не удастся.

Танкист не может сразу в землю лечь,
Его в машине пожирает пламя,
Чтоб вражья злая лающая речь
Над нашими не шпрехала телами.

Теперь огонь их пушек стал плотней:
У них на всех теперь всего две цели.
Все чаще бьют осколки по броне,
Но мы, назло всему, пока что целы.

Нас даже смерти не остановить.
Идут, идут вперед тридцатьчетверки.
Пусть всех их не удастся раздавить,
Но глаз у тех, кто наблюдает, зоркий:

На карту ляжет каждый дзот и дот,
И залпами накроют их катюши.
Наш батальон на запад вновь пойдет,
Вытряхивая из фашистов души.

Все было так, как и предрешено:
Подбили тех, кто шли за нами следом,
А мы вперед стремились все равно
И приближали, как могли, Победу.

Потом был взрыв… И я лежал в траве,
Один из двух, на этот раз не павших.
Наш танк горел, и билось в голове:
Как командира дотащить до наших?

Нам повезло с ним и на этот раз –
На минном поле мы не подорвались,
И огнеметы били выше нас,
Когда мы с ним в воронке укрывались.

Мы за полночь лишь выбрались к своим.
Мой командир был в госпиталь отправлен.
А я за то, что вышел вместе с ним,
Его не бросил, к ордену представлен.

А остальные там и полегли,
Где наши танки, как костры, горели.
Их кости станут частью той земли,
Которую они собой согрели.

Придет она, победная весна,
Распишутся, кто выжил, на рейхстаге,
А в память тех, кто полегли, страна
Приспустит государственные флаги.

Их дома жены ожидают зря,
Их дети безотцовщиною станут,
Глаза свои проплачут матеря,
Но их до смерти ждать не перестанут.

…Стал реже строй – солдатская семья.
Давило душу это тяжким грузом.
Вручили орден, и ответил я
За них: «Служу Советскому Союзу!».

Владимир Нуйкин

     БАЛЛАДА О ЕГОРЕ

А посыльный мчал прямо по пашне.
Неспроста. Видно, что-то всерьёз.
В недопаханный угол вчерашний
Вёз он жизни и смерти вопрос.

Вот и всё. Отпахался Егорка.
Трактор стал не по возрасту мал.
И обнимет тебя гимнастёрка,
И другой ляжет в руки штурвал.

А в семнадцать силёнушки мало,
Очень страшно идти на войну,
Сколько жизней она поломала,
А теперь и  твоя – на кону!

Самогона колонне вдогонку,
Крякнув, хряпнул отец «из горла»:
Два сынка – два крыла – две котомки;
Вишь, обоих война увела.

Старший, Петька, на фронте два года.
На полуторке рулит,  шофёр!
А сегодня и младший уходит…
Возвращайся с победой, Егор!

Но в тот год до неё, до Победы,
Было столько огня и смертей,
Что никто и не знал и не ведал,
К ней ведущих дорожек-путей.

Пометелит парнишку войнища,
Перекрутит в своих жерновах.
Пуль рои над судьбою просвищут,
И снаряды припомнятся  в снах.

Пол-Европы пройдёт он на танке.
И гореть будет в нём, и тонуть.
И товарищей павших останки
Хоронить, полня горечью грудь.

Заклубились свинцовые тучи
Над кудрявой его головой,
И слезой материнскою  жгучей
Окропилась земля не впервой.

Сколько их, сельских мальчиков чистых,
Поглотило горнило войны!
Лишь «Считайте меня коммунистом…»
Оставалось от них у страны.

…Всё познал он, и всё он изведал.
Всё он вынес и всё превозмог.
И взошло оно, солнце Победы,
И Берлин лёг покорно у ног.

Расписался Егор на рейхстаге,
Подтверждая, что «Гитлер капут».
И сдающихся белые флаги
Отдавали сержанту салют.

Он теперь – не мальчишка, а воин:
Фронтовик, победитель, герой!
Стал судьбою его и семьёю
Опалённый в сражениях строй.

Главных наци повесили миром,
Отплясали, войну сокрушив.
А рейхстаг стал армейским сортиром –
Каждый в нем наложил. От души!

И над Ундер  ден  Линден «Катюша»
Вдаль летела солдатской мечтой.
И Берлин настороженно слушал
Голос русской души непростой.

Эх, теперь вот домой бы, да в поле –
Допахать остававшийся клин.
Да напиться родного раздолья
Из ладоней отцовских рябин,

Да в ночи затеряться с девчонкой
Под счастливую трель соловья…
Снится ночью родная сторонка,
А проснёшься – чужие края.

Служит Родине так же достойно
На своём он железном коне
В группе войск наших здесь, в неспокойной
Злобной высокомерной стране.

Немчура, хоть и плавала мелко, –
По щелям тараканится днём,
А как ночь – так опять перестрелка
Темноту обжигает огнём.

Гарью с порохом пахнущий, потный,
До девчат доживёшь ли своих!
А голодные немки охотно
За тушенку ложились под них.

Жёны, дочери фонов да герров,
Кто, вооружены до зубов,
«Дранк нах Остен» ушли в сорок первом,
Обращать «диких русских» в рабов.

Где теперь она, спесь их былая?
Под крестами из грустных берёз?
И не слышно немецкого лая,
Только русская речь в полный рост!

На постылой немецкой чужбине,
Где поздней наступает рассвет,
Прослужил он, не выслужив чина,
Долгих послевоенных пять лет.

Может, это кому-то и слишком.
Только тут не до сроков других.
Пять ведь лет подрастали мальчишки,
Заменившие в армии их.

Лишь потом, после этой замены,
По войскам огласили приказ:
Рядовых ветеранов сражений
И сержантов уволить в запас.

Но не дом впереди у Егора
Был начертан судьбой и сейчас,
А грузинский простой город Гори
Там, где в небе седеет Кавказ.

Офицерская школа и сборы.
Всё – вдали от отцовской земли.
Там красиво на плечи Егора
Офицерские звёзды легли.

Орден, две «За отвагу» медали
Ярким светом горят на груди.
Вот и отпуск заслуженный дали.
Мама, сына встречать выходи!

После трудных дорог на чужбине
Он идёт по родному селу,
И далекого детства картины
Видит сердце на каждом углу.

Переулок, дома под соломой,
Чуть под горку и влево – и вот
Он подходит к отцовскому дому,
Где далекое детство живёт.

«Мой сыночек!»…»Братишка!»…»Егорка!»–
Слёзы счастья, и дом ходуном.
И – как не было лет этих горьких,
Лишь соседок толпа под окном.

…Стол широкий и полная хата
И гостей, и речей о былом.
И два брата, два бывших солдата
И сестра – все за этим столом.

Встал отец, дрогнул голосом малость,
Молча вытер глаза рукавом:
«Люди! Радость такая – дождались
Мы обоих. Теперь – заживём!

Слава Богу, остались живыми,
Заслужили в боях ордена!
Их Победой, сынами своими
Будет славиться наша страна.

А Берлин и другие столицы
Пусть запомнят, как нас занимать!
А забудут – урок повторится,
Мы им вправим мозги-то  опять!»

        Владимир Нуйкин

СОН ВЕТЕРАНА

Ноют старые раны
Средь ночной тишины –
Снится сон ветерану
Той великой войны.

Снова сердце колотит,
Снова душу он рвет:
По полегшей пехоте
Танки рвутся вперед.

Под огнем непрерывным
Бой ведет батальон.
Молодой и красивый
В башне танковой – он.

Вражьи пушки навстречу
Бьют, и «Тигры» пошли.
Каждый взгорок отмечен
Теми, кто полегли.

И нельзя их объехать –
В борт получишь снаряд.
Вон, врагу на потеху.
Сзади двое горят.

Ах, пехота родная!
Эх, царица полей!
На войне не бывает
Доли хуже твоей.

Распластали по полю,
Посреди ковыля,
И кровавою солью
Пропиталась земля.

Кто убит, а кто ранен –
И не сразу поймешь,
Лишь стучится в сознанье
Чутких гусениц дрожь.

Из наушников рвется:
«Помни, Родина-мать!..».
Это после найдется
Время все понимать,

По ночам возвращаться
В этот бой, в этот час.
А сейчас... как бы, братцы,
Не наехать на вас!

И становится жутко
Ветерану во сне,
Снова слышит он чутко
Злой удар по броне,

Дышит запахом гари
И кричит он от ран.
И, вскочив, как в угаре,
До утра ветеран

Все дымит папиросой,
И тот бой – в голове,
И кровавые росы
Вновь лежат на траве...

 Владимир Нуйкин

Источник: Архив семьи Фроловых - Нуйкиных - Кандрашиных, с. Липовка